Аня ногой вышибала дверь в комнату, где мы с Тимом спали, и громогласно командовала:
–Рота, подъем!
Но даже Тим, после ночных своих прогулок и приключений возвращавшийся обычно под утро часа в три-четыре, беспрекословно продирал глаза, подымал себе веки и шел строевым шагом реанимировать вяземскую культурную жизнь, хотя та была, судя по анамнезам, давным-давно в глубочайшей, я извиняюсь, республике Коми.
На кухне суетилась Анина мама — запахи завтрака щекотали нос, а мне колени щекотал дворянин Боня, дыбившийся на задние лапы и клянчивший сыр. Бесенок в кошачьей шкуре, которого я окрестил Белый, — да пошел ты нахуй отсюда, Белый! — почти безнаказанно шастал по столу, — да отвали, я сказал!
На, подавись, блин. Зачем тебя только мама Мурка на свет родила…
Майский ветер и солнечный свет пробивались сквозь листву, мы гуляли по Вязьме и знакомились с краеведами и активистами — и неделя, против наших ожиданий, — промчалась вихревым моментом.
На склончике холмика, по которому пробегает улица Ленина, стоял дом — и там, в новооткрывшемся тайм-кафе с играми и ажник целым проектором — пожинали мы вяземские аншлаги наших событий — человек пять.
До того момента, когда на прогулке по Вязьме меня к фонтану в Нахимовском сквере не прижало, — по мановению Натальиного волшебного цветика-семицветика — человек тридцать пять.
Та прогулка превратилась в импровизированный семинар об архитектуре и проведении городских экскурсий на английском языке, а фоточка, сделанная Тимом и где я на ходу что-то вещаю двум скворчатам с горящими глазами — Кириллу и Славику, стала одной из самых залайканных в моем инстиче в 2017.
Мои было потухшие глаза загорелись. На приглашения вновь посетить пустынный уголок я даже отвечал “Может быть.”
–Леша, так ты приедешь снова? — спросил меня Славик уже один на один, когда мы прощались с ним в коридоре около кафешки-пространства.
Я посмотрел ему в глаза. И понял, что ответ должен быть только “Да”.
Через месяц я еще раз приехал с событиями — одним днем — и меня встретил Славик.
–Я бы, конечно, хотел кофейку после дороги, но, — решил подъебнуть я, — где капкейки, хипстота, шарфики и все такое.
Тот не моргнув глазом потащил меня в какие-то ебеня — и вот тебе, ужрись, зазнайка столичная: и капкейки, и хипстота, а зимой будут тебе и шарфики.
Мама предусмотрительно начала вызванивать Славика, контролируя, где там и чем занимается ее чадо. Так, мама, не переживаем, думаю я, садясь в ее подъехавшую машину, сыночка напоен кофиём, а сверху все утрамбовано вкусняшкой-сластяшкой. Для еще одного чирышка. Вооон на самый кончик его носика штоп.
В сентябре 2017 я под осенним дождиком снова сошел в Вязьме. Аня занималась какими-то математиками и ей было не до меня, Боне тоже на все было похер, кроме сыра, родители Ани не жили в те дни в той большой квартире, а Нахимовский сквер стоял в пожелтевших деревьях и с развороченным фонтаном и реконструкционным забором.
Я бродил по городу один, выверяя топографию для “Дачи Наполеона”, чтобы в новелле не ляпнуть глупость вроде “на перекрестке Арбата и Неглинной”. Тайм-кафе зазналось, посчитав, что теперь они и сами с усами. Но мы сделали неплохие встречи прямо в образовательном центре у Натальи.
После последней мы вывалились в сентябрьский ночной мрак под темные деревья Красноармейского шоссе. Славик и Кирилл стояли и болтали о чем-то своем, я — с остальными о чем-то своем. И даже пошутил про темень в заднице у медведя. Мы буднично попрощались — и я пошел домой. Паковать скудное свое барахлишко.
Наутро даже Боня не вышел клянчить сыр. Только Белый пытался, как и обычно, урвать свой кусок. Сука ты, Белый.
Аня спала. На прощание Боня только лениво высунул нос из-под кушетки.
В разрисованном подъезде я, спускаясь, заметил на стене: “Я буду скукать.”
Ну скукать — так скукать.
“Ласточка прибывает на второй путь.”
В окне полупустого вагона едва-едва качнулся вяземский вокзал.
А через полгодика-год я наверняка в одном из вагонов метро протрясу свои пыльные кости навстречу кому-то только-только понаехавшему в Нерезиновск — и спрошу:
–Ну что, помнишь старика?
И в ответ услышу:
–А ты кто?
Я буду скукать. Прощай, Вязьма моих прыщавых вдохновителей.
6 February 2018. – Saint Petersburg (Russia)