Внезапно.
Всю ночь и всё утро отвечал на письма.
На вопросы, комментарии и замечания.
Сразу – и реакция на интервью.
Поразило, что приняли тепло.
Думал – в штыки пойдёт.
Пока самое критическое было – от Егора Дормидонтова.
Друг старинный.
Переводчик из Нижнего Новгорода.
“Тебе не кажется, что всё к концу безнадёжно ушло в лингвистический штопор?”
Твою ж мать: вот что значит – профессионал.
Это то, что мне нравилось меньше всего.
Вопросы крутились вокруг лингвистики.
Сошёлся же на ней свином клет.
Я, как мог, уводил в более обширные области.
Бегу к метро.
Тороплюсь.
Да и не май месяц.
Ах, меня ждут блинчики с брынзой!
Где?
Конечно в Георгиевском!
На десятом этаже!
Где же ещё подают такие блинчики с брынзой?
Ах, вы ещё не ели блинчиков с брынзой в Георгиевском?
Что вы знаете о Москве, ах!
Дорогу преграждает тётка.
С кучей авосек.
“Извините меня, Бога ради.
Христа ради – извините.
Очень помощь нужна.”
“Да?”
Указывает на кучу голубей.
Мерзкие птицы и так уже засрали всю Преображенку.
Да что там – всю Москву.
Когда же введут запрет на кормление голубей?
Сгрудились у фасада, поганые.
И сидят среди куч своего дерьма.
“Я хочу голубей покормить.”
“Мадам, не нужно голубей кормить.
Это вредные для города птицы!”
И тут – о Боже!
Православие ты моё вымороженное!
Стылое и увечное на преображенском январском ветру!
Но зато какой перл мне в копилку!
“Да это же твари Божьи!
Ах ты ублюдок, мразь и негодяй!
Нехристианин, неправославный!
Против Бога, мерзавец!”
И дальше – ах.
Сделайте вкусный вдох:
“Да ты, наверное… ЕВРЕЙ!”
Я захохотал и отделался на бегу дежурной фразой:
“Да, а это – враги архитектуры.
И городских пространств.”
Но если бы это было последнее православное счастье на сегодня.
Георгиевский.
Около проходной в Думу.
Очередь на КПП.
Такого вообще никогда не было – человек сорок.
И подъезжают машины.
Новые и новые.
Выкатываются из них чёрные такие шарики.
Попы в рясах, духовенство наше морально-этическое.
Оплот чистоты и нравственности.
Откормленные, жирные, лоснящиеся.
Кресты на них лежат параллельно земле.
“Что у вас тут сегодня такое?”
“А, это? – Илюха ухмыляется.
Это рождественские чтения у них.”
“А они ничего не попутали?
Двадцать пятое сегодня – да.
Но января, а не декабря.”
Поповщические колобки переваливаются по коридорам.
Умещается не больше трёх штук в лифт.
В который влезает обычно десять таких, как я.
Пузо к пузу.
Бородки потирают.
И на чём же это вы так откормились?
На подаяниях, поди?
Аль на манне небесной?
К вьетнамским или тибетским монахам вас бы.
Аскеты хреновы.
Посмотрели бы на их фигурки.
Стоят около лифта.
Народ отстраняется.
Пропускает служителя Божьего.
Но не то чтобы от уважения дикого и безмерного.
Нет.
Это чтоб оценить, сколько ещё после его загрузки влезет.
Чаплин тут тоже лифтами катался.
Тоже… кхе… заметный персонаж.
Это тот, который сегодня рекомендовал попам языком рекламы говорить.
Что-то как-то ООО РПЦ уже совсем зарапортовывается…
А попики едут на десятый этаж.
Щас они душеспасительных чтений начитаются.
И всё.
Можно с мальчиками в баню.
И по пивку под свининку с майонезиком.
Пятница же.
Что они – не люди, что ли?
РПЦ что – не корпорация?
А вот блинчиков не было.
Были зато сочники творожные.
“Ты это.
Давай переименовывай.
Сочники в Охотном.”
Жаров ответил Илье.
“Птицеловы” таки у него закуркованы.
Вот чертёнок.
Ахаха: семь тыщ – и шедевр твой.
Ромка Барменков и Андрюха Скворцов вспомнились.
Они ставили под сомнение ценность его работ.
И мне пришла в голову мысль, что они отчасти правы.
Работы у него интересные, да.
Но всё же контекст тоже многое решает.
В этом случае – финансовый.
На семь тыщ даже “Птицеловы” внезапно становятся уже мазнёй.
Полторы – дам.
Семь – ну понятно, в общем.
Продолжать не стоит.
Илья:
“Что он там себе вообразил?
Он вообще свои имя и фамилию искал в Сети?
Ничего, что о нём пишешь только ты?
И что при запросе выходит твой ЖЖ?”
“Ну это же Сева…”
Звонок.
“Здравствуйте, Алексей.
Это Роман Муравицкий.
Знаете, я только сегодня увидел письмо о вакансии во Вьетнам.
Оно попало в спам.
Это актуально?”
“Давайте попозже созвонимся – выясним.”
Звоню Маркову.
Немного пободались, чтобы они всё-таки оптимизировали работу со мной.
Человека нашли – мне не сообщили.
“Лёха, извини, всё наладим.”
“Окей.”
А с Романом позже всё же созвонились.
Эм…
Проболтали в результате час.
Как-то неосознанно перешли на “ты” сразу.
Ровесник.
Ибо не бывает ничего просто так.
“И какого хрена,- спрашиваю,- после трёх лет ты вернулся из Норвегии в Мурманск?”
“Представляешь – патриотизм, мать его.”
“Ну молодец, что.”
“Ага.
Вот теперь кукую уже второй год.”
“Когда в Москве будешь?”
“Должен во вторник.”
“Давай увидимся, познакомимся, посмотрим.
Может, что придумаем…”
Ещё один понял, где – ёлки, а где – сикоморы.
Точнее: где – кольская тундра, а где – фьорды…
25 January 2013. – Moscow (Russia)