Новость повернулась, конечно, не совсем тем боком, как хотелось, однако облегчение от окончательно принятого решения гораздо выше, чем эффектное “а-вот-мы-как-могём”. Это – последняя в году крупная веха по освобождению себя от неприятных ощущений при общении, сотрудничестве и сотворчестве.
Когда люди на двадцать-тридцать лет старше мне говорят: “Ах, Лёша, ну вы даёте…” – это чего-то да стоит. Без ложной скромности: я уже достаточно давно пользуюсь правом, ввиду достижений и заслуженной репутации, выбирать, с кем мне уютно, а с кем – нужно уклониться от взаимодействия. И если от общения я блокируюсь и костенею, мне это никак на пользу не идёт. Значит: “привет – давай прощаться”.
А опыт прощаний у меня на этот год – дай Боже. Чорд не страшен.
Просто какие-то унижения терпел до последней точки.
И вот она пришла.
Сегодня сходил на доблестную кафедру английского языкознания в последней тщетной попытке договориться о дате защиты (осталось-то всего лишь получить от них один крючок, который мне растянули на полтора года), и решение моё таково:
Они остаются там, в своём кафедральном дамском серпентарии, сами по себе.
Я ухожу из МГУ. Я не хочу больше туда возвращаться, даже если будут просить.
Конец хождениям по мгукам.
Правда, пока я во Вьете сидел, мне прилетела смска, мол, “срочно позвоните относительно расписания по французскому”. О как. Почти в приказном тоне. Очень приятно и лестно. Спасибо, конечно. Но увольте.
И меня уволили. По собственному. За что – поклон.
Вообще же: как со мной поговорили сегодня – атас и туши-свет. Когда, вместо обсуждения вопросов, как оформить всё лучше и быстрее, меня начинают, как девятнадцатилетнего, чекрыжить с порога “а что вы читали по интертексту?”, ясно, что хочется послать подальше такое счастье.
Значит ли это, что две монографии, написанные в эти годы, лягут в стол и будут бездействовать?
Ничего подобного.
Им давно пора на волю – и не под дудку совкового замшелого дискурса, которым мне вывернули наизнанку все нервы наши ретрограды.
Первая – “Аномалии в искусстве ХХ века” – будет расширена (изначально – только поэзия была) и дополнена теоретическим искусствоведческим материалом, собранным мною за время вращения и деятельности в арт-мире в истекшие семь лет.
Вторая – “Интертекст в английской литературе” (под руководством Марклена Эриковича Конурбаева, от чего я никогда не откажусь) – я расширю до общекультурологического исследования.
И оба труда (названия рабочие, я их перепридумаю покрасившее) опубликую в течение времени во Вьете.
Возможно, кто-то возьмётся мне помочь с публикацией.
Хотя никого уже не волнует моя степень, но прежде всего – что я умею и знаю, моё решение – пойти через обнародование работ. Доведётся – ну защищу, ибо – уж дело принципа. Нет – ну и хер бы с ним.
Разница лишь в том, что с незаинтересованными видеть меня защитившимся у себя на кафедре я разговаривать не буду.
И без них я за годы своего преподско-научного фейспалма насмотрелся и знаю, какие усилия они приложили для развала и уничтожения всех возможных научных школ и потенциалов.
СНУЧЕГОД (с новым учебным годом), друзья!
31 August 2012. – Moscow (Russia)