Skip to content

Ответственность

Твердили пастыри, что вреден
и неразумен Галилей,
но, как показывает время:
кто неразумен, тот умней.


Учёный, сверстник Галилея,
был Галилея не глупее.
Он знал, что вертится земля,
но у него была семья.

И он, садясь с женой в карету,
свершив предательство своё,
считал, что делает карьеру,
а между тем губил её.

За осознание планеты
шёл Галилей один на риск.
И стал великим он… Вот это
я понимаю – карьерист!

Е. Евтушенко «Карьера» (1957)


Кто общается со мной, тот наверняка мои разговоры о самосовершенствовании и ответственности уже давно воспринимает как заевшую старую пластинку. Но вот какая штуковина: не во всех книгах и уж тем паче не от всякого «духовника» (или к кому там народ бегает, ручки целует, «советы» испрашивает?) можно получить простую истину. На неё можно только натолкнуться самому – в собственном прозрении, после кучи ошибок, проб и ожиданий. Но если всё видеть в одной плоскости – вряд ли можно быть чувствительным к откровению… Читай – не читай, бегай – не бегай: всё будет колом на голове.
Что бы ты ни делал, всегда соотноси, насколько по совести живёшь, насколько любое деяние совершенствует твой внутренний мир. И уж только через это проецируй на полезность себя миру внешнему. На подлинную полезность. Да, кому-то это удаётся в большей степени – кому-то в меньшей; кого-то превозносят сейчас – кого-то поймут позже. Не все, кому аплодируют ныне, останутся на пьедестале; не все неотвеченные эмоции останутся без реакции в веках после нас.
Ответственность – штука хорошая. Но сама по себе – неполноценная. Потому что важнее не сама ответственность или разговор о ней, а подлинная, внутренняя готовность взять её на себя в моменты бытийного выбора. Не все проводят границу между уже реально навешенной ответственностью (нами самими же, по большому счёту) и той, на которую мы будем готовы при необходимости. Ещё раз: именно внутреннее осознание этой ответственности («in my craft or sullen art, exercised in the still night…») – а не околопохмельное «Да я бы!.. Да мне бы!..»
Громкие названия или их отсутствие – фигня; весь вопрос в том, насколько они соответствуют внутренней зрелости, то есть готовности включиться в дéяние без раздумий, без пряток за оправданиями. Вот тогда-то можно сказать – живёшь по совести.
Ибо самому себе лгать – ну не знаю, как это… Может, вполне нормально, с одной стороны, научно и профессионально обосновывать тупиковость современной ситуации в стране, а с другой, с тем же шиком умудряться попасть под оболванивание истеблишментом РПЦ – собственно, одной из мохнатых лап нашего хищного орлуши. Наверное, есть способ обмануть себя, что, мол, чисты они там все и непорочны, а кто утверждает, что они одним миром,– тому «анафем-гной-чтоб-в-морду». Мудро Серёгин отец резюмировал: «Любая церковь всегда отражает собственное государство…»
По части ответственности себя можно обмануть и когда на руках укачиваешь ребёнка. Можно утешать себя, что ты вносишь неоспоримый вклад в развитие общества. Так-то оно так, да вот воспитание ребёнка для большинства – это или суррогат неосознанного желания ещё раз прожить детство, которое не до конца отгулял, или стремление уйти от глобальной ответственности.
И я вовсе не говорю это затем, чтобы все немедля кинулись в бездетность и чтобы мы вымерли, как мамонты. Нет же: говорю я это, чтобы призадумались о своём страхе за радикальные действия, мысли, поступки, чтобы призадумались о своём «семейском» лицемерии, за которым так легко скрыть «интеллигентскую протестность», осуждаемую как пустой трёп. А тут – «er hatte ja doch Weib und Kind!»
Ребёнок – настолько неоспоримый аргумент в пользу «благородного усилия», что тухлыми помидорами закидают, если предложить человеку признаться: нет никакого никому дела до твоего ребёнка – даже соседу по лестничной клетке! Не говоря о том, что в далёком Магадане точно никто не млеет от фертильности – в особенности рожающих по три-пять штук.
Ответственность, ответственность… Перед её лицом и разверзается та самая пропасть, в которую мало кто сунется мысленно. И неуместно тут позёрское рубахорвачество. Нужно остаться одному в комнате, заварить себе чай, закрыть глаза, погрузиться во внутреннее созерцание и задать самому себе вопрос: «А я – я-то вот был бы реально готов на ответственность, которую взял на себя такой-то и такой-то? Да? Нет? Не увиливай от меня самого! Да? Нет? И если мне вдруг будет нужно взять на себя то-то и то-то – что я бы реально сдюжил? Перечисляй!»
И всё мигом встанет на свои места: тут же вспомнится и ребёнок, и жена какая-никакая, и пожитки, которые уже так вросли, что чёрта лысого от них отделаешься и расстанешься с ними, и карьерка, которую парой десятков лет высиживать приходится, и бурдюк с паникадилом, у которого на плечах под рясой ещё наверняка можно разглядеть ниточки от спешно содранных кагебешных погон. Он особенно будет стращать геенной огненной. Вынули религию из старого ларца, патину стряхнули, в башку вложили, сказали, что гарному хлопчику к лицу и да спасёшься,– а ты валяй: расшибай себе лоб в молениях. (Странно, как Бог всё это лицемерие терпит.)
Мозги промыты: вещизм, государственность, офисность, воцерквлённость.
Это вместо Равенства, Братства и Свободы, ведущей народ на баррикады.
Ибо есть что терять. Мухи неповоротливы и некусачи, когда вдосталь наедаются.
Ответственности за большее не боятся лишь те, кто не прячется за ответственностью суетной и мнимой.

30 May 2011. – Moscow (Russia)