Заметки о Сочинском и Туапсинском районах
Часть третья. Неверяще-меланхолическая
Дарагиирассияни получили всё то, о чём может мечтать любой цивилизованный человек. Вроде бы.
Горнолыжный курорт высочайшего международного уровня. И тут не поспоришь. Действительно: уровня такого, что слова про “ну её нафиг, эту Швейцарию”, — это далеко не пустопорожний шум патриотика, который бьёт себя пяткой в грудь и кричит про маидидываивали. Это не визг недоумка, машущего флагом, но по сути ничего другого не умеющего, а о стране представления не имеющего.
Несколько десятков крупнейших международных компаний, специализирующихся на горнолыжном спорте, создавали с нуля и за пять-шесть лет здесь то, что в иных случаях создаётся многие десятки лет.
Трассы и склоны самых разных сложностей, подъёмники самых разных высот и видовых возможностей, тропы для пеших прогулок — от чайниковских до сложнейших, детские аттракционы, на которых мелкие счастливы настолько, что понимаешь: долой её, эту культуру торгового молла, — единственная доселе опция, куда родители могли затолкать детей на развлечение. Да и ребёнка, который хоть раз побывает на этих бесконечных активностях на свежем воздухе, молл теперь вряд ли впечатлит.
Метро в горах. О, это отдельная песня (хоть и дорогущая).
Мы идём по простой тропке вдоль склона, которая простецки приспособлена под терренкур с препятствиями.
Ребёнок — папе:
— А здесь круче, чем в Скай-парке.
Знак качества от мелких. Скай-парк строили-строили, а лучше простой тропки ничего нет.
Набережная ручейка Мзымта — пожалуй, единственная в России набережная, какой она и должна быть: магазинчики, кафешки с террасками, променады, сам ручеёк (который, кстати сказать, очистился после издевательства, над ним учинённого: его использовали чуть ли не как дорогу, по которой перевозили на тракторах материалы).
“Хоть похоже на Россию, только всё же не Россия” — Городницкий вспоминается как-то невольно. До первого взмаха крыльев нашего белого лебедя на пруду.
Ибо вы понимаете, что будет “но”.
Всё хорошо, конечно. До понимания, какой ценой (уничтоженного по сути или как минимум наполовину разворочённого Кавказского заповедника) всё это “у нас” теперь есть. Прохераченные трассы среди когда-то девственных лесов, загубленные субальпийские луга. Про это писали сто раз — не буду повторяться. Экосистема восстановится нескоро (if ever).
До первого момента, когда видишь, как дарагиирассияни начинают начинают работать локотками в очереди на подъёмник: очередной нижнийтагил, влезая поперёк тебя и отталкивая тебя от твоей очереди в приближающуюся кабинку: “Ээээ, идите вот сюда, вон свободная люлька едет, ыбгыгыгыгы!”
Когда перепитый мужичок начинает в “качельке” — над самой пропастью — хватать жену за локоть и орать: “Розочка, золотко, тебя зовут Розочка. Роза Хутор — это твой курорт, делаем что хотим — готовимся, щас выходим.” И понимаешь, что он может в этот момент отфиртулить что угодно. А каруселька раскачивается на тросике на высоте 70 метров.
До тротуарной плитки, которая уже щербится, не говоря о том, чтобы здесь была инфраструктура для маломобильных и незрячих. Налепили по шесть полос краски перед Олимпиадой — для отвода глаз. Как, впрочем, и мусорные баки для раздельного сбора — от которых оставили теперь только один: “прочие отходы”. Потому что какая разница? Здесь что собирай, что не собирай раздельно — всё в “прочих отходах” и окажется.
До волосатого армянина, который на боковой улочке обливает обильными моющими средствами свой автомобиль — и всё это стекает в ливнёвку, оказываясь после в той же Мзымте.
До этой неебаться-в-рот-архитектурки, которая, конечно, дарагимрассиянам в большинстве своём будет “вау-разноцветно-же” и “ух-бля”. Все три дня пребывания в Эсто-Садке были форменным мучением моим глазам. И даже уже не в том дело, что всё это начинает сыпаться и обваливаться. Дело в том, что дарагиирассияни воспитаны не в изысканном вкусе городской среды. Вокруг них в большинстве своём не Барселона и не Венеция, не Лион и не Вена, — даже не центральные Москва или Санкт-Петербург. Нет. Вокруг них — сплошной тульский, красноярский или пензенский пригород. После которого всё кажется “уау-красиво”.
До выглядывания вниз из кабинок канатных дорог, когда ты замечаешь упомянутые выше разворочённые субальпийские луга и выдернутые с корнем деревья. Которые даже не удосужились не то чтобы убрать, а даже элементарно не наплевали причесать кромку того леса, через который дороги и прорубались. В качестве допаттракциона к услуге “ужасы в включены в стоимость программы” — пеньки и поваленные стволы.
До первых окурков и пластиковых пакетов, которые видишь повсюду на горных вершинах. До взяток, которые ты совершенно неприкрыто наблюдаешь, всего лишь стоя в очереди за пропуском в заповедник, когда подруливает джип и дяденька просит кассиршу передать “вот эти два пакетика”, в которых дзыньк-дзыньк для “Сергей-Иванча-ну-вы-поняли”.
Но природу не победить всё равно. Она как океан — она самоочищается. И саморегенерируется. Она рано или поздно сошвырнёт с себя ненужное — человека. Пройдёт двести лет, и с последнего человеческого вздоха на земле планету будет не узнать.
Зато какую инфраструктурку ни настрой — читай выше: природу не победить всё равно. Ничто не вытравит, похоже, нашего белого лебедя на пруду. Живучая тварь.
9 August 2015. — Dzerzhinsk (Russia)