Skip to content

Вот тебе калашников, или Я непременно проснусь в другой стране

Не буду комментировать всю дикость средневекового закона, принятого в России сегодня.

Ещё в 2009 я опубликовал статью, о которой вспоминаю сам в последнее время чаще и чаще, – “Современное культурное состояние России и её цивилизационные перспективы”. На том сайтике, где я рискнул её тиснуть, мерзость и непрофессионализм обсуждения свелись к растудыкиванию меня как личности пишущего. После чего на их смрадную сходку мне больше не захотелось тратить внимание и время. Теперь хотелось бы задать вопрос – в каком из пунктов я оказался неправ?

А так хотелось ошибиться. И так хочется снова и снова сказать следующее…

…Я хочу верить, что эдакий период маккартизма, который США прошли более полувека назад, завершится и у нас. Он непременно завершится. Окончатся эти охоты на ведьм и сжигания на кострах за то, что у тебя разные глаза.

Я молюсь, что я таки сяду в лужу со своими мрачными предчувствиями и мы не дойдём до стадии озверения и фашизма. Мы не дойдём до анархии и полного маразма. До той паранойи, когда нужно лечиться самим.

Конечно, мы будем нормальным, вменяемым обществом, в котором разговор идёт не просто о плюрализме, а именно о свободе выбора в той мере, в какой сексуальное или религиозное предпочтение обсуждается не более, чем выбор цвета перчаток или марки автомобиля. Ведь никто не сажает в наши дни за выбор материализма или идеализма, никто не сажает за предпочтение рока или панка. Это обсуждается на уровне: “тебе нравится панк? а мне нет” или: “и мне! давай обсудим!”

А принадлежность того или иного высказывания (в широком смысле) к искусству или не-искусству обсуждается нами – искусствоведами, культурологами и собственно создающими – в дискуссионках высочайшего ранга, а не судьями с птушным образованием.

Наши города будут городами для высокого общения и творчества, для прогулок и встреч, для комфорта и жизни, а не для исступлённых акций протеста нескольких одиночек, отчаявшихся растормошить не спящее, нет, а именно умирающее общество. В наших городах мы сможем встречаться и собираться, веселиться и радоваться, смело подходить друг к другу и знакомиться, не держа в первой мысли “чего-ему-от-меня-надо”. Мы будем встречать гостей со всего мира и по всей стране, наши улицы будут гудеть языками со всей планеты, а мы будем ездить в гости в самые отдалённые уголки и радоваться нашей самой подлинной открытости. Мы будем учиться у всех и вся. Заимствовать самое лучшее и развивать это.

Я смогу выбирать место жительства в своей стране там, где захочу, с кем захочу и когда захочу. Моя власть будет уважаема мною, потому что говорить с нами она будет языком высокого сервиса госуслуг и безупречного политического дискурса, в котором нет места дубинкам и автозакам, но только логике и философии, убеждению и харизматике.

В политике я не лидер – я ведомый. И я бы ждал, что, проснувшись в другой, совсем другой стране и в другое время, будет и моя важная роль: моё творчество без всякой политики, но только занятое своим эстетским медиумом, которое я оставлю потомкам; моя научная деятельность, которую оценят коллеги по всему миру; моё преподавание, которое создаст школу.

А пока… пока самое страшное – это не гомофобия и не паранойя поиска врага; это не заканчивающееся сытое время нефти, просранное под фанфары и бездарно; это не уничтоженная культура. Нет.

Это – страх. Это страх хотя бы тех, кто сегодня объявлен вне закона.

Тех, кто смирился с полуфашизмом-полуклоунадой.

Тех, кто живёт своей тайной жизнью в этом самом страхе. Тех, кто в страхе смотрит на своих знакомых, родных и друзей. Которые с пеной у рта, зачастую просто не подозревая ни о чём, кричат: “Лечить! В психушки! Перестрелять!”

Страх.

Страх подойти к своему близкому другу-гомофобу в момент очередного буйства “я-б-их-всех-перестрелял”.

И сказать:

“Окей. Я – гей. Начни с меня. Вот тебе калашников.”

11 June 2013. – Moscow (Russia)