Skip to content

Телеграф-39. Закрытие “Телеграфа”, или Прощание на неопределённый срок

Вчера в четыре утра я это разослал. Для начала – самым близким. Из них кто-то хмыкнул. Кто-то ответил понимающими текстами и долгими телефонными разговорами. Кто-то промолчал. Кто-то тихо нажал «удалить из друзей».

Это уже неважно. Важно, что жёсткий стиль Телеграфа сделал своё дело. Он помог мне переступить через себя. Через страх сформулировать и выговорить невыговариваемое за 15 лет. А ужас в квадрате – чётко признаться во всеуслышание. Ты обязан уметь это делать. Особенно если ты – публичный человек.

Да и вообще. Умение просто и внятно выговорить то, что мучает, и есть проверка, насколько сам ты чётко понимаешь, что происходит. Насколько ты не загоняешь всё внутрь, множа ещё больше и отмахиваясь от разгрёба завалов.

У меня был долгий кризис в 2012. Во Вьетнаме я нащупал почву. Пропитался тамошней буддийской спокойной средой. Думал: вот он – ответ. Но в России вышел на новый виток кризисных размышлений. Потому что что-то не так в моей жизни. Я отмахивался от самопризнания, что всё-таки всё – во мне.

Прощаюсь из ЖЖ, наверное, надолго. А эпилог «Телеграфа» – десять моих кошмаров в порядке убывания. От самого страшного…

(1)    Я так и не закончил нормального музыкального образования. Мои метания с консерваторскими эпопеями кончились тем, что я отказался от доведения дела до конца. И день ото дня я откладывал планы сделать музыку частью меня. Я понимал, что упускаемые дни убивают и желание возвращаться к композиции. Я не садился уже два года (!) за рояль. Я не написал ни нотки. И боюсь к этому возвращаться. Я уговариваю себя. Забиваю время другой мурой. Потому что – поздно.

(2)    Можно сколько угодно обвинять плохую систему образования у нас, но все сложности – лишь моё неправильное поведение. Оно и привело к тому, что я не смог / не захотел тупо сделать всё по правилам системы, покивать и поулыбаться бабкам, получить свои степени да пойти себе дальше. Обе монографии я дописал, но не довёл до защиты. Теперь я бросил и преподавание, устав от него. И я уже не знаю, хочу ли вернуться.

(3)    Скорее всего, просто не смогу, потому что – комплексую. Ибо по сути никакого академического образования  у меня нет. Я прекрасно понимаю, что на мировом уровне я – деревенский школьный учитель. Можно сколько угодно чваниться знанием хреновой прорвы языков, знанием городов, знанием искусства и философии, но ведь любому дураку ясно, каковы качество и глубина этих познаний от бессистемного чтения и изучения.

(4)    У меня нет общения в среде профессиональных творческих и научных кругов, которые бы мне дали поддержку и критику, которые бы направили и включили в контекст. От этого всё, что делалось, и производило вполне ожидаемый эффект какого-то дилетантского студенческого капустника. По сути… это и было всегда на таком уровне «черновушки», «пробы»… Потому что я всегда боялся, а теперь уж и не рискую зайти в эту сторону. Я всегда боялся и боюсь «нет» и отказа. Я просто труслив.

(5)    Надо мной нависает старость в одиночестве. Всё это связано с непонятными предпочтениями, склоняющимися больше к воздержанию. Впервые сам себе прямо и открыто говорю: я бисексуально пробовал и то, и это. Поверьте, это клёво и очень прикольно – иметь разносторонний опыт. Это круто – понимать, что ты любишь человека, а не факты биологических признаков. Хотя лично над моими «экспериментами» Дэн с Лёшей посмеялись, назвав их «скорее романтической дружбой». Но когда-то же нужно было и угомоняться. И вот вроде бы… Наигрался вроде. Но я уже не хочу и никакой семейной жизни, потому что пока мне так – хорошо. Но говорю ли я правду? Может, я просто понимаю, что семья – это красиво обёрнутый социальным оправданием эгоизм? Или я просто не верю в какие бы то ни было отношения с кем бы то ни было (что с женщинами, что с мужчинами)? Или потому, что я не верю в себя и не доверяю самому себе? Или потому, что я тупо люблю только самого себя?

(6)    Мне не хватает ни на что терпения, и я утомляюсь быстро от одной и той же деятельности. Сначала это было круто – набираться разного опыта. Потом стало создавать фрагментарный, поверхностный и хаотический образ не только в глазах всех, но и в глазах меня самого. Это – самое страшное. Я не могу ответить себе на вопрос, чего же хочу в этой чёртовой жизни.

(7)    За моими плечами нет серьёзной драматургической, литературной и/или театральной практики/жизни. Мне вряд ли суждено идти нормально по этой дороге, даже если я бы отказался от остального.

(8)    Я много жду и требую от людей, с чего-то решив, что они мне вообще что-то должны.

(9)    Я боюсь стареть.

(10)  Я боюсь физической деформации тела. Я отвожу взгляд, когда вижу калек. Мне сказали однажды, что это – гордыня. Тем не менее. Это – мои ночные кошмары: выбитые глаза, отрезанные руки и ноги.

Можете тоже хмыкнуть и отстраниться, как от чумного. Зато я сформулировал. Наконец-то хватило сил…

Засим откланиваюсь. Не хворайте.

10 March 2013. – Moscow (Russia)