Когда заканчивается земное наше страдание – нас уносят на руках; и нет ни одного народа, где бы (если только не в исключительных обстоятельствах) оставляли на растерзание стервятникам.
Когда начинается земное наше страдание – нас бережно несут и, успокаивая, прижимают к тёплой и нежной груди, полной молока; и нет ни одного народа, где не осудили бы мать, бросающую своё дитя.
Между этими двумя полётами на чужих руках и простирается невзрачный по космическим масштабам момент, который мы,– видимо, по недоразумению,– именуем странным словом «жизнь».
Думает ли мать, которая приносит в этот мир дитя, что годы спустя оно же само понесёт её в последнюю постель? Понимает ли дитя, крича на руках матери, тем самым ненадолго прощаясь со смертью, что однажды и оно тоже уйдёт безвозвратно?
Наверное, потому в наших широтах еловые – это символ смерти и последнего пристанища, что они не умирают на зиму: они бессмертны, как бессмертна только сама смерть. Всё кончается – кроме её царства, где она правит бал. Она всегда, везде и повсюду. Она дышит и ласкает, она манит к себе и провоцирует, она то отступает, то наступает.
Она – это руки. Это нежные руки – созидающие и разрушающие. Как акт искусства. Которым она никогда не устанет наслаждаться. На этих нежных руках и покоится вся земная безнадёга. Ведь вся жизнь человека – это безнадёжная борьба со смертью.
Это борьба с холодом или жарой – чтобы не умереть.
Это борьба с голодом – чтобы не умереть.
Это борьба с дикими зверями – чтобы не умереть.
Это борьба с себе подобными – чтобы не доставить им радости смотреть на нашу смерть.
Это борьба за место под солнцем – чтобы командовать смертями других.
Дитя сосёт соску – и так же в точности старик, шамкая беззубым ртом, всасывает баландочку, на приготовление которой только и хватает сил.
Дитя не соображает, что творит,– и старик в точности так же теряет разум, возвращаясь на свои исходные берега.
Дитя разрушает, чтобы постичь. Старик постигает, чтобы прийти к последнему разрушению. И это разрушение покоится на тех же самых чутких руках, привносящих нас в этот мир и уносящих отсюда.
…Август клонится к закату. И тысячи скукожившихся коричневых листьев уже кувыркаются в судорогах под ногами…
16 August 2011. – Moscow (Russia)