Skip to content

Свой чужой

…И вот сегодня ты чуть не шагнул под поезд. Всё было просто – пустая полузабытая платформа, осенние листья, которые не знают метлы и уйдут так же тихо под снег, извечная тросточка, пока есть силы бороться с глаукомой. Всё было бы легко и неназойливо: оторваться от столба, подойти к краю и поцеловать в губы летящий товарняк. Там головокружение – и больше ничего. Может быть, три секунды ужаса, три секунды сожаления, три секунды осознания, что ты, возможно и справился бы, но всё гораздо стремительнее: переписать кровью то, что наляпано раньше. Душа ведь неотделима от тела, а душа бессмертна, значит, бессмертно и тело…

Он летит по прямой – и вот уже скоро он будет у платформы. Там останется совсем немного – вихрь почти сбивает с ног и закручивает в торнадо лёгкие осенние листы.

…Всё было бы просто. Просто! Просто. Просто… Не было бы и проблем хоронить. Нечего будет хоронить. Останется сестра – будет, кому утешить и отца, и мать. Да и все они давно уже устали от инаковости. Глаукома? Нет, к этому все привычны… Тросточка? Тоже нет… Сипящий, почти истеричный голос? Кто не выносит – давно перестал общаться, а тебе уже всё равно, с каким голосом умирать. Целуя товарняк, особо не разговоришься… Ему не до философствований. Он занят делом – товарняк: он собирает дань из подколёсных жизней.

Ну подумаешь – неудачник; и что особенного? Да так. Улетел в Норильск – работу искать? Скатертью дорога, так зачем явился обратно? Ах, глаукома у родненького? На шею сядешь? Нет. Я женюсь… Да, только Нинка тебя выпроводила из дома в тот же вечер, как пришёл знакомиться с родителями: на кой чёрт им покоцанный Севером подслеповатый крот? Пусть свои родители лечат! Умник нашёлся! Ни штейна за душой, ни файнштейна. Гуляй.

Товарняк зовёт – свистит, не умолкая, сообщая горожанам, чтобы стереглись и держались подальше. А горожанам всё равно: городок сонно потягивается деревьями, сбрасывающими на ветру последние листья, шуршит шинами и дышит неспешным шепотком. И единственная платформа пуста… Товарняк уже влетает к её краю…

…Щупленький ребенок в трениках и пуантах: па-де-де. Раз-два-три. Балетная студия. Жестокий удар кулаком в подзатыльник: прямее держи спину, ленивый телепень! Скользкий паркетный пол. Удар темечком обо что-то твёрдое. Освобождение от занятий в балетной студии. Пожизненное. Вырезанная из какого-то журнала фотография Рудольфа Нуреева. Её исчезновение с задней, «потайной» корочки дневника… Набравшийся вес. Да и с Гошкой ничего по этой причине и не получилось. И здесь не прижился. Ни с кем и нигде…

Уже летит – скандирует рельсовыми стыками вдоль кромки. Запоздалый шаг к краю. Зазевался. Слишком оживил неудачные па-де-де. Листья мечутся по платформе, как по конструктивистской сцене. Поздно. Ты ещё подумаешь…

…Их много ещё будет – товарняков.

2 April 2011. – Moscow (Russia)