Skip to content

Измеряй пассатижами

Нимфетамин – лекарство, что ли? Определенно: это лечит; и лечит от безадежности ненадеемых надежд. Столько лет смотреть на плывущие слова – и содрогаться от одной строки. Центральной. Разрывающей тебя на части своей спазмодирующей хрипотой. Тихим утром ненавистная строка растворилась, облизнувшись побелкой сталинского ампира на центральных улицах городка. Она зависла в продырявленных ветках, оттеняющих кварталы Дзержинска и его Невскую першпективу в миниатюре.

Умирание октября – единственное, какое мы принимаем если и с грустью, то с грустью нежного ожидания сказочной белой зимы и бурной весны. Все есть сказка. Все есть загадка. Что не является загадкой, недостойно жизни. Но не все допускают хотя бы возможность возрождения человека после смерти по тем же образцам, что и природа. А птичка Феникс – миф. Реинкарнация – богохульство и ересь. И сочатся из щелок плохо подогнанных одна к другой плит забытые голоса, тихо нашептывающие миф о Лисе и Льве.

Лис выпендривается перед Львом. Лев грозится. «Большим дана сила – маленьким скорость!» – «А если догоню? Ведь лапой придавлю!» – «Ну… тогда Лис будет только счастлив…» Наивное фурри – у кого раздвоение? Наверное, у того, кто предлагает мейерхольдовы трансформации. Пусть кочует. Ты только встань в центр и позволь возложить тебе на голову венок из брусничных листьев. Сделай из ошибок прошлого комедию – выиграешь вдвойне: здоровым смехом дня сегодняшнего и мудростью дня завтрашнего. Побеждает тот, кто умеет смеяться над своим поражением.

Растаяла одиозная запись – остались только строки повыцветших на летнем солнце городских зебр, на хребтах которых отдыхают, сложив крылья, золотые птицы, зеленевшие еще неделю назад на окрестных гирляндах аллей. И мимо этих аллей по черному гололеду несется мой то ли велосипед, то ли скутер, то ли автомобиль; я снова беззвучно надсаживаю глотку, зная, что за отвесным поворотом-изгибом широченного шоссе то ли я распластаюсь под трамваем, то ли снесу столбы и всех-всех-всех вокруг, знаю, что все это – марево, но снова – кричу. Утираясь галопом сердца, подкидываю подушки, складываюсь йоговским ножичком и таращусь в неясные очертания потолка в предрассветной комнате…

Умирай, октябрь. В начале ноября я смогу оседлать то, что хочется. Меня ждет бурная зима. Я выиграл. Строка исчезла. Не без моего тлетворного влияния. Я добился. Я дождался. Я отрываюсь от дел насущных, смотрю… и целую строки нежно – ровно в ту промежность, где была ненавистная запись…

3 October 2009. — Dzerzhinsk (Russia)