Skip to content

Музыка на место сумбура

Я долгое время старался избегать теорий вокруг того, что делаю сам. Старался предоставить возможность «решать со стороны». Но подспудно все же волновал вопрос, поймут или не поймут, о чем ты говоришь, что ты делаешь, как ты делаешь. 

28 января 1936 в программной статье «Сумбур вместо музыки» с, понятное дело, партийной подачи была разгромлена опера Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда»: «Если композитору случается попасть на дорожку простой и понятной мелодии, то он немедленно, словно испугавшись такой беды, бросается в дебри музыкального сумбура, местами превращающегося в какофонию. Выразительность, которой требует слушатель, заменена бешеным ритмом. Музыкальный шум должен выразить страсть…» 

Вокруг похожего «обвинения» строились и мои сомнения последних месяцев: есть ли возможность удовлетворить всех? Чтобы и волки сыты – и овцы целки? 

Априорно откинем «цеховые распри»: среди своих работает принцип курятника – «Столкни ближнего, обосри нижнего». Профессиональная ревность ущербных. Но это их проблемы. А мне жаль времени. Мы идем напрямую к феномену. 

Ответ скорее отрицательный, и вот какой эмпирический опыт рискну обобщить. 

В феврале 2009 Артем опубликовал мою статью «Россия и ее цивилизационные перспективы». Работа была встречена шквалом «критики», которая вполне напоминает злополучную публикацию 1936 года. Вчитаться никто не удосужился, но доступная и броская прямолинейность излагаемого с гиканьем была воспринята как «желтая пресса». 

Итак. Желтизна, говорят мне? Хорошо. Давайте попробуем еще раз – для чистоты эксперимента. Уже в блоге я опубликовал две заметки про детей в том же духе, что и «Россия». Результат не замедлил себя ждать: снова клюнув на форму, читатели просмотрели глубинный вопрос подсознания и врожденности, реагируя лишь возмущением навязанного стереотипа «Ребенок – ангел». Одна из читательниц устроила публичную истерику и заочное четвертование. 

Хорошо. Уйдем от «желтизны», если таковой кажется четкое формулирование на простом и доступном языке. Попробуем научно. Появляются «Тезисы к экспериментаторству» и «Критика критики критикой критичности». Они остаются без внимания. Вопрос: ПОЧЕМУ? «Леш… народ просто не догоняет»,– тихо в личку шепчет один из читателей. 

Совершенно верно. Не догоняет. Хотя, если вдуматься, в этих двух заметках научным, сухим языком написано то, что было бы можно представить броско и желто. И тогда снова бы полетели камни критики. У Игоря Клеха есть замечательный тезис: «…великий рельсовый путь от Москвы до Владивостока – это тот железный пояс, на котором держатся штаны страны. Не будь его – и Россия давно бы заканчивалась не на берегах Тихого океана, а на берегах «славного моря» Байкал…» Любому шовипатриоту вполне достаточно, чтобы врубить закись и мчаться на всех парах закатывать мордобой публицисту. 

Значит, научный метаязык непонятен, а спорное и ясное – «желтое»? Отлично. Tertium datur, ибо есть нечто среднее между публицистикой и наукой: но когда послание в «Цветах и вопросах» осталось для большинства как минимум туманным, я начал чесать репу уже по-настоящему. (На самом деле никто ничего так и не понял, начав ставить знак равно между мной и повествованием да оценивая форму.) Прямо подойти к человеку и сказать: «Ты дурак» – означает словить по рубильнику. Подойти и сказать: «Ваши перцепции отличаются отложенностью во времени и наличием недостаточной рефлекторности» – значит или увидеть крутящийся у виска палец, или услышать: «Чо?» Сказать по-кантовски: «Скорее всего, вы нуждаетесь в дальнейшем эстетическом облагораживании» – значит встретиться с непониманием. 

Собственно, наш категориально-эстетический спор с Сергеем выиграл он – признавать все, так до конца. Я настаивал на понятности и доступности людям (см. обвинение Шостаковичу), но вместе с тем непротиворечивости излагаемого; Серж настаивал, что все равно найдется тот, кто поймет все неверно, и что идти на поводу у публики глупо. 

Делать то, что тебе кажется резонным. Не объяснять и не ждать понимания. Видеть свою логику и развивать ее. Стоять на ней, если уверен до конца. Мчаться не оглядываясь, пока есть силы. Стараться понять других, раз ты видишь, что не всегда понятен в своих изысканиях сам. Не бояться эксперимента – вплоть до разрушения устоев. Как Мейерхольд – получивший в конце пулю. Не оправдываться и не бормотать впоследствии. 

Просто не бояться. 

Всем может понравиться только золотая монетка свежего чекана.

22 June 2009. — Moscow (Russia)