Русские гордятся своей исключительно широкой и гостеприимной душой. Рубашку последнюю снимут (не уточняется, правда, с кого) – только бы другому сделать так хорошо, чтобы он потом всю жизнь помнил. Дружелюбие российское прет изо всех щелей до такой степени, что сховаться от него просто некуда. Русский если и начинает дружить – то уж так, чтобы небо и звезды застились дымом да чтобы позвонки захрустели.
И держит наше народонаселение душу нараспашку от самого-самого родного подъезда до самых-самых до окраин нашей необъятной родины.
…Когда я только-только перебрался в квартиру на Металлургов, поначалу обрадовался: контингент-то, кажися, вменяемый и адекватный вполне. Но не тут-то было:
-Добрый день,– здороваюсь я с одной из соседок на пролете.
(Дом пятиэтажный – сами понимаете, не муравейник, где действительно запросто можно не знать друг друга.)
-Ссть,– буркает она мне в ответ, косо, исподлобья глядя на меня так, как будто я стервятником готов ринуться на нее и отобрать авоську с пачкой кефира.
Большинство же просто демонстративно отворачивается от проходящих мимо.
-Леша,– предупреждает меня Лева, когда в начале января 2009 мы с ним снова предприняли вылазку (дело было уже к темноте),– по Красным Бакам я тебя сейчас одного не отпущу. Это в октябре можно было днем и погулять – сейчас только со мной и только на машине.
-Это еще почему?
-Потому что к неместным здесь очень особое, приветливое и дружеское отношение. Крепкое – раз и на всю жизнь.
Я удивился, съежился и заткнулся.
Но еще не меньшим было удивление продавца в местном магазинчике на Первой Владимирской, куда я после переезда стал ходить. Подхожу с продуктами к кассе, выкладываю на ленту, говорю: «Добрый вечер».
Тетушка бросила на меня такой подозрительно-испуганный взгляд, будто я обратился на полинезийском наречии или потребовал открыть кассу и выдать все деньги.
-Что? – переспросила она.
-Добрый, говорю, вечер…
-А… добрый…
И, снова не глядя на меня, щелкает покупками по сканеру…
1 February 2009. — Moscow (Russia)