Нет, ну так не годится. Я не смогу терпеть еще два-три года! Это клятвенно достойно отдельной главы. Этот год — ну просто инструкция, как сделать так, чтобы всю твою жизнь просрали за тебя.
Полночь года для меня важнее даже, чем собственный день рождения. Ну что это за мура такая — поздравлять с тем, что от тебя не зависит. Молодец, что пережил. В России, правда, этим могут похвастаться не все. Причем далеко не все.
1 января 2017 я не просто открывал новую страницу своей уже восемнадцатой по счету аженды (это-то как раз от меня зависит). Мы стояли на горе и обнимались. Внизу в огнях утопал Тбилиси в салюте, мы все это транслировали и комментировали в прямом эфире через канал Кима, — и в Новый год я вошел, так сказать, “в цифровом формате”.
–Ну что, каков успех? — спросил я, когда мы в темноте спускались с горы, все так же обнимаясь и целуясь.
–Прикинь, тринадцать просмотров.
–Вааааааааааау. Тринадцать человек! Невероятно!
Через три-четыре дня количество просмотров того видосика подобралось к полумиллиону… А Кимас, похоже, задрал нос: а чо, я терь популярный влохер.
Ну окей, окей, думал я, — а тем временем события “Дельвина” шли на последнем издыхании. Я понимал, что мне опыт квартирников больше ничего не даст. Я, насколько хватало сил, проводил хотя бы по два мероприятия в месяц.
В конце января 2017 мы сидели под нашей уютненькой лампой на кухне в Щукино, я кушал свой супчик, он тоже кушал свой — видимо, от этого он и был насупившийся, — и я тогда набрался сил впервые сформулировать вслух:
–Я понимаю, что вопрос, бросишь ты меня или нет, — вопрос времени. Но у меня адское терпение. Первый шаг придется сделать тебе.
Март уже истаивал своим грязным московским снегом, и мне уже так хотелось скорее весны и радости. Саво и Саша пригласили меня участвовать в конференции “Народовластие”, которую проводили в библиотеке Рудомино. Я на ней выступил — и знакомство со Светой Дорогиной, супер-пупер-мега-профи-библиотекарем и библиографом, решило участь достаточно давно вынашивавшегося проекта.
Внезапно среди всей этой говнохмари мне звонит Ким и просит приехать на встречу в кафешечку на Фрунзенской. Мы пообедали и поехали почему-то на Павелецкий.
–Это мой сюрприз. Мы летим в Сочи.
–Но у меня ничего нет с собой!
–На то он и сюрприз: все, что нужно, я взял для тебя.
“Якин бросил свою кикимору, и мы уезжаем в Гагры.” Ну то есть — в Сочи.
Неужели у нас все налаживается? Я не верил свои глазам, когда сошел с самолета под пальмы.
Но самый классный сюрприз оказался прощальным: он принял решение “уйти, не будучи должным”, и 17 марта 2017 попросту отфрендил меня в Фейсбуке (я тогда заглянул в паспорт, мне было действительно 36, а не 18), убрал меня из своего Инстаграма и перестал отвечать на звонки. Хотя я умолял остановиться. И поговорить.
Я стоял как громом пораженный — минут десять. Написал записку и оставил ему на столе: “Я рад, что решение твое — и только твое. И что только ты за него в ответе.” У него есть коробочка с “реликвиями”, как у главной героини мопассановской “Жизни”. И скорее всего записочка эта отправилась в его глубоко личный и интимный архив.
Я же схватил ближайшую электричку и уехал к родителям. Ехал и понимал — повзрослел. Ведь взрослость — это когда все зависит только от тебя.
Мне было нужно выдохнуть одну ночь. И вернуться за вещами. А собираться мне долго не пришлось. Всего моего скарба накопилось коробки на четыре. И четыре коробки книг, которые я давно обещал Дэну Абасову.
И у меня такой прекрасный повод — избавиться, наконец, от бумажных пылесборников, оставив в своей библиотеке книг десять-двенадцать.
Что самое удивительное, мой уже пожилой старческий возраст дал о себе знать: я проснулся на следующее утро не в мыслях о том, какой кошмар случился, а с пустой головой: “ты-же-знал-что-это-лишь-дело-времени”.
Тем же вечером я от родаков вернулся в город и поехал к Дэну. Этот гусь тоже только что расстался со своей Ирой, но они — через два дня после разрыва — вместе пошли в кафе, куда затащили и меня.
На следующий день я заказал машину, чтобы вывезти свои коробки. Пришел домой — ну как, “домой”, — в бывший недолго моим дом на Щуке, — и застаю своего бывшего с двумя… ученицами. Сидят прогают. По роже вижу — доволен. Ну прекрасно.
Приехал я не один. С Дэном. Тот тихонечко сел в креслице в спальне. Ким его даже не заметил. Проводив учениц, он продолжил вести себя со мной так, как вел бы в обычной жизни без посторонних глаз:
–Ким, ты можешь мне объяснить, что произошло?
–Я не намерен тебе ничего объяснять, — отрезал он.
–Хорошо. Дэн свидетель этого разговора.
Только тут он замитил, что мы не одни.
Я начал напевать песенки из серии “Прощай, и ничего не обещай”, “Ах, если б снова жизнь начать, тебя однажды потерять”, “Goodbye my Love goodbye, I always will be true”, “The choice was yours and no one else’s” ну и все подобное из приличествующего случаю репертуара.
Хлам я упаковал быстро. Вышел из той квартиры навсегда. Лифт со скарбом с нашего шестого этажа отправился к поджидавшему внизу Дэну, а мне места уже не хватило — я пошел пешком. Но я знал, что мой теперь уже Бывший, скорее всего, подошел к двери и смотрел в глазок, пока я уйду. И я совершил пошлейшую с точки зрения кинематографа вещь: я помахал ему рукой — и, подмигнув, исчез на лестнице за лифтовой шахтой.
Через три секунды я услышал, как изнутри щелкнул засов в бывшей нашей квартире. Больше я Кима не видел.
Когда месяца через два меня спросили, что же произошло между нами, я сказал:
–Не знаю.
–А когда вы с ним последний раз виделись?
–Четыре мальчика тому назад.
У меня начался дикий период гиперактивности. Три года я был загружен в эту “семейную жизнь” по самые уши. Я соскучился по людям. Я соскучился по беготне по городу. Я соскучился по необязательным обнимашкам с любимыми мальчиками и даже парой-тройкой девочек.
Было несколько событий подряд: в Москве мы с Тимом провели “Nox Sovetica”, которую я верстал несколько ночей: это пробежка без комментариев через 75 лет советской истории, чтобы во все мог вникнуть сам зритель — и это событие не состоялось бы без Светы Дорогиной; “Лингвафест” в Минске, историческая конфа в Петербурге.
И тут на моем горизонте появляется Вязьма. Городок, который до этого для меня был не больше, чем просто монетка с городом-героем. Мегаактивная Аня Петухова пригласила участвовать в децентрализирующем фестивале, который организовывала, — и мы с Тимом в начале мая 2017 привезли туда несколько событий. Когда на мою прогулку по Вязьме пришло человек сорок, я понял, что нужные процессы запущены. Но меня стали просить приехать снова. И я за каким-то лешим приезжал туда потом еще два раза — в июне и сентябре 2017. И мне это нравилось.
Однако жить я перебрался ближе к белым ночам. Мне именно там понравилась степиковская студия, и я начал готовиться к съемкам латинской работы. Познакомился лично с нашим видеоредактором Лешей Белозеровым, с которым общение оффлайн началось с приключения.
Я ему написал:
–Леша, отредактируй мне вот это и это.
–Меня арестовали.
12 июня 2017, ага. День России. Аресты тех, кто вышел с российскими флагами и лозунгами “Россия будет свободной”. Россия непременно будет свободной. Леша, главное, чтобы и ты был свободный до 1 июля 2017. Иначе как запускать латинский?
С Пашкой Чикаловым мы пытались, стоя почти всю ночь около здания суда, выцарапать Лешку или ну хоть что-то сделать. Но его упекли на 10 суток. Потом мы бегали закупали продуктовые корзины для передачи ребятам. И я, онервозенный, уехал в Хельсинки.
–Хорошо, что ты сейчас спокойный, — сказала Настя, наливая мне чаю в Мянтюхярью, на их даче, куда они меня утащили купаться в озерах, — но как в это все не верится: такой ад творится всего-то лишь в 400 км отсюда!
Так что нас всех пронесло. Очень хорошо пронесло: и 1 июля 2017 латинский был запущен, а вместе с ним и проект “Видеоскрипта латина”, где на латинском языке я рассказываю о городах.
Закончив съемки и в состоянии легкой тошноты от проведенной работы, я отвалился в Кишинев, где мне друзья Матта Ломаса помогли устроиться и найти все, что нужно для проживания и изучения румынского. И я даже сгонял в Приднестровье.
У вас было в этом году лето, товарисчи масскфичи и питербуршци? А у меня было. Три недели.
Но вернулся жить я все ж таки пока в Питер. Чтобы там доснять второй проект. Ключи от своей первой в жизни хаты (в Нахе) я с маминой помощью таки получил, но пока там голые стены, то да. Питер. Единственная опция. В Москву я вернуться успею.
После съемок французского материала, куда я припахал и Тима, чтобы делать про франузское кино, и Катю Ям, чтобы та мне в Париже отсняла поэзию, меня уже начало тошнить уже не по-детски. Я понял, что Степик пора сворачивать для себя.
И я умотал встречать Рождество и Новый год в Братиславе и Вене.
И вы думаете, за что я пью кофеек сегодня в этот рождественский день в Вене? Ну когда знаю, что 31 декабря 2017 мы должны были бы готовиться к нашему личному мегапразднику — ведь было бы 10 лет нашего знакомства?
Имею ли право я горевать, что меня бросили, хотя я любил — любил до самого последнего момента и даже больше? Имею ли я право спрашивать “За что?”, “Что я сделал не так?”, “Разве ты не понял моей любви?”
Нет, братцы, бо хорошего помаленьку. Мой ресурс счастья выработан. Хотя я знаю, что это была моя иллюзия — ведь меня не любили ни мгновения. И за эти десять лет не нашлось даже и секунды, чтобы я услышал те самые слова.
Которые я, кстати сказать, не слышал ни от кого и никогда. Это я только все лез со своими чувствами.
“Осень жизни, как и осень года, надо благодарно принимать.”
Я отмотал на старушке земле ровно 444 месяца. А дальше — слишком поздно для счастья. Оно было в руках. На него обдрачивались и завидовали. Это не каждый и имел-то хоть раз в своей жизни. Но все просрано. Все разломано и восстановлению не подлежит.
Потому я наливаю себе крепчайшего кофеёчку (венского, настоящего), выбираю скамеечку недалеко от Стефансдома, примощаюсь на солнышке, закрываю глаза и тихо сам себе мурлычу:
–Ну, за просранные полимеры!
29 December 2017. – Bratislava (Slovakia)