У меня возникает совершенно нежеланный и неожиданный конфликт: людей, которые полтора года назад ушли из моей жизни, постоянно тянет на мои ресурсы. Они постоянно следят за моим каждым шагом, за моим творчеством до мельчайшей подробности, даже пишут письма, комментируют, потом говорят, что я “мразь”, “хуйня” и прочее.
И вот ведь фигня. Им никак невозможно объяснить, что для меня они – часть воспоминания, на которое я имею право именно как на часть воспоминания. Ну если бы я мог выкинуть три года жизни… И мне морально неудобно иногда возвращаться в некоторые прошедшие события. Потому что понимаю: всё равно придут, прочитают, промеж себя обсудят и скажут – мразь, хуйня и прочее.
Потом придут снова и снова будут смотреть, что я делаю. Самое смешное – будут копировать то, что я делаю. И всё равно говорить – мразь да хуйня.
То ли дело Лёвка. После того, как он женился, мы даже не разбежались по разным углам. Нет. Мне про его лодку, херачащуюся о быт, было так противно думать, что я потерял всякий интерес и любопытство. А у него, кажется, вообще не осталось времени, чтобы бывать в наших этих Интернетах. Короче, не читает он мои журналы – и ладушки…
Поэтому тут мои воспоминания в полной моей власти.
…Когда-то давно-давно Лёвка чуть не стал моим самым близким и любимым человеком. Я думал про великие дела вместе. Да и он тоже задумывался. Путешествия! открытия! книжки! полный-ёб-тваю-мать! В общем, мир офонаренно в экстазе.
И это должны были осуществить непременно мы – и вдвоём. Но другая кукушка, куда более смелая, чем романтический я, перекуковала. И у Лёвы вместо верного возлюбленного друга и мечтаний образовалась жена с ребёнком. Лёвку на себе женили.
В конце 2008, когда уже ни о каких новых одиссеях команды Кусто речи не шло, Лёвка пригласил меня в “путешествие”.
-Типа тряхнуть стариной? – подзадориваю его я.
-Типа да, – безэмоционально отвечает он.
Я специально приехал в Нижний Новгород, чтобы отправиться с ним по той дороге, по которой ему теперь приходилось рассекать по три-четыре раза в неделю. Его романтика дальних странствий низвелась до перегона Нижний Новгород – Красные Баки. Кстати, об этой поездке я писал как раз в то самое время…
-Поехали, что ли, съездим?
-Ну поехали… что ли… – смотрю на него растерянно я, не понимая, что же теперь уже женатый мужчина собирается мне предложить в утончённых Красных Баках.
-Ну… я тебе покажу Красные Баки.
-Заманчиво, – хмыкаю я. – Ночные, что ли?
-Не-е-е-е, – явно не понимая или нарочито игнорируя двусмысленность шутки, говорит Лёвка, – ночью по ним ходить опасно. Там без башки останешься.
-Ну окей. Поехали.
Мы выдвинулись в путь. Лёвка всю дорогу молчал. Он не говорил ни про жену, ни про ребёнка, который к тому времени успел появиться. Он смотрел на дорогу, стискивая губы. Километр бежал за километром, и уже после темноты мы втюхнулись в разбитый посёлок городского типа. Это и были легендарные чёрно-непроницаемые Красные Баки.
-Я знаю, что у тебя жизнь такая… – начал Лёвка.
-Какая? – спрашиваю я.
-Ну такая…
-Да какая?
-Ты кафешки любишь… посидеть…
-Так. Заход уже любопытный. И чем же это грозит? Особенно в Красных Баках?
-Я хочу тебе предложить посидеть в кафешке здесь, на берегу реки, на центральной площади. Вместе… как… тогда…
-О как…
Сердце моё ёкнуло. Но далеко не как в яойных мультиках про “мальчика и его котика”.
Оно ёкнуло себе так: ой-ёпт-попадос.
А моё несостоявшееся чудо смотрит на меня совершенно равнодушным, надо сказать, взглядом.
Конец октября.
Красные Баки.
Ночь.
Кафешка.
Верх романтики для несостоявшихся любовничков. Просто лепота.
Мы вылезли из “Соболька”, прошли на второй этаж производственных помещений. Я выбросил на диванчик, предназначавшийся мне, скромные пожитки и погрузился в лёвкиного, как он его сублимационно называл, “нивыча”. На нём он рассекал по Бакам… Ему явно хотелось мужика рядом – так хоть “нивыч” будет. Лёвка завёлся и вырвался с территории заводика.
-Вот здесь была баня… сгорела… вот здесь был магазин… закрылся после ограбления… вот здесь была бензозаправка… взорвалась… – провёл мне исчерпывающую и захватывающую экскурсию Лёва.
Кстати, именно Красные Баки, открою секрет, стали прообразом Дивнососновска в моей “Кошке”.
А вот и центральная площадь.
Пустынная. Серая, как и все здания. Устрашающие. Пыльные.
Осенняя непрóлазнь.
И только светятся два огонька. Это и есть – “кафешка”.
-Ну вот мы и приехали.
Зашибись романтические посиделки. Лёвка невозмутимо собирался: глушил машину, забирал ключи, кошелёчек, барсетку…
Мы вошли помещеньице, где у грязного прилавка стояла уставшая тётка, совершенно не радостная по поводу нашего появления.
-Здравствуйте, – сказал Лёвка.
-Ссть.
-А чай есть?
-Ну.
-А почём?
-Семь рублей, если в пластиковом стаканчике. Двенадцать, если в стеклянном.
-А что из пирожных?
-Чо – какие пирожные. Вон сочни – больше ничего нет.
-А почём? – всё так же не меняя голоса и эмоций, продолжил Лёвка.
-Четырнадцать рублей штука.
-Пожалуйста, два сочня и два чая в стеклянных стаканах.
-Псят два рубля, – отрезала продавщица. – Бзздачи псмтрьть.
Лёвка подаёт шестьдесят.
Гулять – так на все. Шестьдесят рублей – а что, тоже цена.
Продавщица окрысилась ещё больше, почти накидываясь на Лёвку.
-Млдйчлк, я ж сказала-а, нет у меня зззззздачи-и.
-Не проблема, оставьте себе.
Продавщица злобно закрыла кассу, как будто деньги забрали у неё, а не ей оставили десятую часть от суммы.
Мы взяли поднос, и тётушка всё же вылезла из-за прилавка, подошла к нашему столику.
По всей его поверхности были разбросаны окурки, огрызки, перевёрнутые стаканчики, недоеденные куски мяса.
Она грозно посмотрела на нас. И широким жестом своего рукава… смахнула всё со стола на пол.
-Мусор не забывайте за собой убирать, – ещё более грозно предупредила она, напомнив, кто в доме хозяин.
Я долго хлюмпал чайный пакетик, потом посмотрел на Льва.
-Ты теперь счастлив?
-Вполне.
Он погрузился в поедание сочня и рассматривание полудохлого увечного цветка, стоявшего на окне. Этому цветку и сдохнуть не давали, и жизни никакой не было. Таким он и стоял на окне, этот несчастный.
А романтический ужин длился минут двадцать пять.
Мы вышли из кафе и сели в “нивыча”. Через пять минут мы снова въезжали на производственную территорию…
Лёвка посмотрел на меня:
-Я спать.
-Я тоже, – отозвался я.
Я замер в ожидании, чем всё кончится и к чему шёл весь этот карнавал с вызыванием меня из Москвы и тасканием меня в ебенёвские Красные Баки.
-Я же тебе обещал сюрприз…
Он шагнул в комнату без окон, где был мой диван.
-Свет включается вот здесь, – услышал я в темноте.
Краткий хлопочек – и моя берлога залилась больничной голубоватой бесформенностью.
-Мне завтра вставать рано. Чайник на кухне. И завтра – сюрприз.
Он повернулся и вышел. Ключ в соседней двери щёлкнул, и за фанерной тонкой стеной я слышал каждое движение.
Щелчок выключателя. Расстёгнутая пряжка брюк. Бросаемая куда-то рубашка. Хруст кровати, принимавшей в себя уставшее человеческое тело. Щелчок выключателя. Тишина.
С утра я вышел в кухонную подсобку, когда Лёвчика уже не было.
Я задумчиво заваривал чай.
Дверь приоткрылась. Появился Лёва.
-Я же тебе обещал ещё и сюрприз, – начал он без предисловий.
Я прекратил жевать крекер с несвежим сыром.
-Поехали со мной.
-Куда? – застыл я, вспоминая с застрявшим в горле куском романтическое чаепитие накануне.
-Я тебе покажу своё производство…
15 September 2013. – Dzerzhinsk (Russia)