Январь 2013 задал какой-то странный и бешеный темп – и какие-то странные ощущения. Абсурд. Возвращение того, что было, но не в прежних формах. Но самая абсурдность, пожалуй, в том, что формы новые и непривычные не кажутся дикими. Они кажутся другими, но – логичными.
Я словно набрался опыта и перешёл на другой уровень понимания. Я вижу, что больше не хочу просто так рассеивать усилия. Могу обозначить доступные мне сферы – но бегать молоденьким щенком и со слюной у рта, доказывая зажравшимся ценность того-то и того-то… Нахрен надо.
И этот абсурд проиллюстрировался разговором с Севой Жаровым. Начать с того, что беседой мы в течение почти двух месяцев развлекались через Илюху Трифонова. Но не в этом суть: «Чем ты занимаешься?» – спросил Илья у Севы уже под конец переписки. «Я в Костроме реставратор в храмах. Ещё реставрирую мебель. Сейчас откроем свою мастерскую…»
Как-то так. Кострома. Реставрация мебели. Фрески в храмах. Сурок, кажется, таки бросил. Не закончил. Во всяком случае, никаких новых картин добиться от него не смогли, хотя я намерился выкупить. И вообще – начать именно с него коллекцию моих современников. Что характерно, вряд ли за его работами толпится очередь, тем не менее,– к нашему с Ильёй вящему удивлению и смеху,– он упёрся рогом по ценам, причём на таком странном уровне, что я охладел к обсуждению задолго до решения самого Ильи завершать, наконец, вникудаведущий трёп.
И поймал себя на мысли: да, я всё ещё пока готов делать первый шаг. Готов подать руку первым. Но если я не получаю «ответный мяч в ворота», я охлаждаюсь очень быстро. Я берегу свои силы для чего-то действительно стоящего.
Ещё накануне тридцатилетия я как-то лежал в темноте и размышлял об уходящем времени. Спросил сам себя и искренне: проживи ты второй раз – что бы ты изменил? (Тогда ещё не было даже речи, что Прочеркон мог рассыпаться, как карточный домик. Тогда я ещё искренне во всё верил, поэтому время с Олегом, Сергеем и Кимом даже не ставил под сомнение в своей правильности.)
Я тогда отмотал всю свою жизнь назад – и насчитал лишь одну вещь, где мне казалась непоправимой ошибка. Даже с Московской консой – всё было правильно. Да-да-да. Тогда мне казалось, что разлад с Жаровым был слишком резким. Теперь я понимаю: слава Богу, что всё получилось именно так.
Рано или поздно я всё равно бы сказал: нельзя постоянно только брать и не идти на уступки, не давая взамен и не напрягаясь в ответ. Ровно так, как я и сказал в начале 2012. Очень резко и безапелляционно. Но – наболело.
Ну а Ким потом написал – год спустя. Я, разумеется, ответил (вполне предсказуемо: все знают, что без внимания я не оставляю сообщения). И как-то тоже очень странно получилось: а чего ради всё тогда писалось, если дальнейшей реакцией было молчание? (Хочется про себя улыбнуться, как многие годы назад, и сказать: «Ну это же Ким…»; только что мне с того проку?)
Я размышлял и об этом тоже: хочу ли я побудить человека говорить дальше? найти что-то в себе ещё? вдохновить на новые силы при восстановлении отношений?
Мозгами увещевал себя: «Надо бы. Ты же старше. Опытнее должен быть. Сговорчивее, в конце концов. Мудрее и мягче…»
Но – не хочу. Даже переступить через себя – не хочу.
Да что там это письмо.
Всё время во Вьетнаме я говорил себе: нужно искать место, куда притулиться для преподавания в ВУЗе после возвращения. Делал список. Полно контактов – хотя бы для проконсультироваться. Сажусь в полной решимости написать, созвониться, поговорить, обсудить.
Руки останавливаются над клавиатурой. Телефон замирает в ладони на процессе разблокировки. Я понимаю, что мне больше не хочется преподавания перед аудиторией пустых глаз. Я не хочу прыгать с бубном и доказывать, как это интересно – культура, искусство, литература, музыка, архитектура, история, языки и путешествия. Это должно быть интересно не только мне, но и аудитории. Это должно быть востребовано и поддерживаться коллегами на кафедре. Но этого нигде не было сделано за все годы.
Зачем мне это, когда в любой момент я могу собрать пусть пять человек – но тех, кто действительно захочет делать что-то со мной? послушать меня? посмотреть? пригласить на своё? показать своё? поделиться своим?
Пусть даже из сотни останутся рядом двое или трое – это уже немало.
Видимо, то, что я делаю, то, что я чувствую, то, что я вынашиваю, всё-таки отстоялось, отлилось, приобрело форму и очертания. Определённую ценность, если хотите. Потому что дарить я теперь хочу только тем, кто готов принять. И кто готов дарить что-то в ответ. Свои мысли, чувства, события, действия.
Когда что-то человеку надо – сам носом выроет. Сам всё найдёт и сделает.
Сам позвонит и скажет: «Я хочу с тобой поговорить…»
Сам позвонит и скажет: «Нам хочется делать то, что мы делаем, вместе с тобой…»
Сам напишет и скажет: «Без тебя – скучно и грустно…»
Сам скажет: «Давай дружить!»
Ну а если ты не делаешь – значит, тебе не особо надо. Если тебе не особо надо и ты справляешься без меня – значит, я буду только обузой. Как только понадоблюсь – и телефон вспомните, и мейло, и всё-всё-всё. Даже дату моего рождения.
Потому что всё должно быть ради ответности. В безответности мне и самому себе с самим собой самодостаточно и хорошо. «Я сам себе и небо, и луна…»
Ибо – повзрослел. Да.
30 January 2013. – Moscow (Russia)