Эти четверги и пятницы, когда в переполненном вагоне от Преображенки до Универа можно только в руках держать телефон, сами собой подсказали жанр. Полчаса на раздумье. Почти автоматическое письмо. То есть – печатание. Своего рода разгон перед парами с девяти. Хоть Ким и рекомендует не торчать на экране в трясущемся метро. Перед очередным днём, дозирующим собой три весенних или четыре летних. Как-то так само собой в жизни сложилось, что мой год всегда напоминает сутки: торможение от полуночи – разгон к ночи. И на Рождество к родителям я приползаю выжатым лимоном. Чистые пруды. Невыспавшиеся Люблинско-Дмитровская и Калужско-Рижская ветки ввалились на Сокольническую. Хочется погладить ладошку, опирающуюся на стекло вагонной двери на уровне моих рук. Нельзя. Мы не в том обществе, где открыто проявляют симпатии. Мы в обществе, где нельзя улыбаться и нравиться друг другу. Мы в обществе, где принято говорить ‘А чё надо?’ вместо ‘Доброе утро. Не хмурьтесь. Хмурость стильно смотрится только на осени…’ Но об этом глупо говорить по сто раз. Кто не знает иного общения, тот не понимает моей тоски; кто знает иную жизнь, уезжает от нас или смиряется, втекая в вагон вместе с остальной серо-северной массой. Прощай, ладошка. Жаль – не соприкоснулись.
8 September 2011. – Moscow (Russia)