Skip to content

Где умирают бездомные собаки?

Вы когда-нибудь видели бездомных собак – в переходах, около вокзалов, магазинов? Видели эти голодные глаза, которые если и злы, то только потому, что у человека не хватило смелости либо не допустить это ненужное рождение, либо обогреть, раз уж это – родилось? Видели…
А вы видели когда-нибудь хоть один собачий труп на улице? Вот просто так – выйдя утром: о, под деревом умерла собака этой ночью, мол, грустно, но что поделаешь… узбеки уберут.
Странно, но я никогда не видел. И я не знаю, где умирают бездомные собаки. И я не знаю, где умирают вполне домашние кошки, если, конечно, они не из тех, что страдают на руках у хозяев до последней секунды…
И ни пылинки, ни соринки, только след от голубей, только лёгкие ворсинки от июльских тополей…
…Наверное, они уходят отдавать душу тому дереву, которое склонится над их тускнеющими глазами. И чем более пасмурна – даже в летний день – чаща, тем, наверное, больше это безвестное кладбище вмещает тех, о ком так заботятся зверские защитнички да экологические истерозники. А мы даже не знаем их имён. Простите – кличек.
Ибо это неважно. Их венок – травы или искрящийся снег, их реквием – ветер, воющий на флейте дуплястного дерева, перебирающий струны веток, глиссандирующий по ребристой клавиатуре на водной глади. Их кюре – молчаливая луна, которая простит им грехи тех, кто допустил рождение, которая не осудит злобу на тех, кто не обогрел пришедших.
Лишь раскрытые балконы в чей-то тихий лёгкий сон, в сон без храпа и без стона – под пробудный перезвон…
Этот перезвон для живущих: им прощается всё, что они делают с безвестно пропавшей душой, которой даже отказывается в возможности – что уж говорить о праве! – выражать свои мысли и чувства. А эти – безвестные, которые знают потайные ворота в небеса, эти… они просто спят, отбросив головы на лапы и закрыв ушами глаза. Вы не должны видеть их слёз. Потому что вы не должны верить, что они могут плакать. Это не ваша компетенция.
Ваша компетенция – это съедать вкусняшку в столовой РГБ и писать, что у них-де есть только вторичная сигнальная система и что это всё инстинкты. Вот и умирают по инстинкту. Пока никто не видит. А почему так? А потому что – инстинкт. А проститься? А с кем прощаться? Я ничего не заметил. Нету трупа – нету смерти.
И на колодце уже лежит, пытаясь согреться, новое лохматое чудо, поводя носом в сторону проезжающих машин – едущих то ли на скотобойню, то ли из хлебопекарни.
И хвостяра такой огромный – как лента телеграфная…
Без имён и причитаний вьётся ленточкой строка, без занудного стенанья и прощального гудка…

16 May 2011. – Moscow (Russia)