Воображение радужно рисует старость, полную уважения и достатка, которая проходит частично в теплой ванне, напичканной эфирными маслами и молодыми тельцами, гладящими меня повсюду, напоминая о бурно прошедшей молодости, основательно поистаскавшей то, что в этой самой ванне молодые тела за чисто научный интерес будут гладить, частично на каких-нибудь биеннале, где я буду возвышать свой старческий, многоопытный, но очень могучий голос. По всем вопросам: от проблемы переориентации пространственной физики молекулярно-биологических частиц методом химической инверсии гомеопатического раструба до квазифункциональных исчислений модально-ритмических пентатоник при переложении на амфибрахий при ассимиляции второго порядка. И буду постоянно отсылать молодых щенков к своим бессмертным творениям. А кого-то, возможно, и прямиком к себе в ванну. На дополнительное обучение.
И никто мне слова не скажет. Закон выше меня. Мои достижения – сам закон: Париж в отпаде от моего стиля, Шаолинь у меня берет консультации по активному долголетию, Индия списывает из моего буклета о еде рецепты собственной кухни, Италия в восторге от симметрии всего, чего бы ни касалась моя лапа, Рио танцует под мою самбу, Нью-Йорк подпевает моим мелодиям.
Сохранюсь я как огурчик: буду и телом силен (и где-то даже пупырчат), и от маразма удален, и глазами ясен, и душою красен, и дом – полная чаша, и потомство – десяток Вань и двадцать одна Маша. За какие-нибудь книжки, а то еще чего доброго – и за акварельки (ну а мало ли?) – гонорарии там выше крыши. И машинки в гараже – по последнему писку слова. В общем – прелесть, а не жисть рисует мне мое бурное воображение…
И все бы вот прекрасно, если бы, ежегодно получая от Пенсионного Фонда отчет о доблестных накоплениях, в затылке головушки предательски не свербила гадкая мыслишка: «А ну как не мне Бог уготовал молоденькую Ладушку, а ну как не мне напекут вкусненьких оладушков?» И тогда херакс – живите, товарисч, на госпенсию, которой вы там что-то «порядка три-тыщи» уже скопили за несколько лет преподавания молодым гениям основ разных наук (которые, как известно, отраду старым подают).
Пока молодой – кажется, что старость – она такая далекая, такая немыслимая, такая нереальная. И что ты ну всенепременно найдешь способ в победить нищету, уготованную тебе государством к старости. По российской традиции не хочется напрягаться и думать. Не хочется подыматься и идти верещать: «Суки, вы что ж творите-то, а?»
Горько похихикаем на пенсионные отчеты. Искренне притом удивляясь: и откуда только появляются бабульки, которые, стоя в очереди на кассе супермаркета, слезами обливают копейки, не досчитываясь трех рублей на кусок соевой сосиски по цене говяжьего филе.
Смотрю на сочинение, преподнесенное мне Пенсионным Фондом. Медленно перевожу взгляд на бабульку и недоступный ей кусок сосиски. И тихо-тихо в голубой дымке тает и ванная с эфирными маслами, и девочка с персичной кожей, и преклоняющийся Париж.
Изрядно скрюченный и скукоженный, нежно прижимая к груди выплаты по старости от благодарного государства, беру сто раз ломавшуюся клюшку, перемотанную изолентой и скотчем, напяливаю дырявую шляпу, подаренную еще -дцать лет назад кем-то на -сятилетие… и тихо ползу к родительским могилам.
Подсчеты показали: на дырку в земле, биодеградабельный пакет и дубовый крест хватит. Бо на большее страна родная ценить не умеет.
И на том шпасяба.
8 October 2008. – Moscow (Russia)