Вообще до исхода завтрашнего дня я числюсь при Кафедре французской филологии в НГЛУ. Вовремя свалил оттедова: ох и весело там… А что будет по осени… чувствуется, полный атас. Если таки не принять меры.
Про всю хню с так называемым «Институтом Лингводидактики» вообще молчу. По-моему, тут уже речь идет не о слепоте, а об элементарной интеллектуальной недостаточности. Касается причем не тех, кто в шараге стоит у руля и ведет все целенаправленно к выселению изрядно поднадоевшего Рябову университета (знают хищники, что творят), а тех, кто учится: конечного потребителя услуг.
Ведь только-только по весне отгромыхал скандал с Юрфаком МГУ, освещавшийся на сайте Минобразования: в 1992 несколько факультетов сделали внутреннюю перегруппировку-рокировку. Но о лицензии не побеспокоились (а хули – девяностые: твори что хочешь). В 2007 выяснилось, что дипломы за 15 лет – недействительные. Филькина грамота. А среди выпускников – люди, имена которых уже на слуху. И если человеку невозможно достучаться и объяснить, что их будущий диплом – не более чем красивая бумажонка с разводами водяных знаков на гербовой бумаге, значит, уже что-то с мозгами…
Сейчас, из Москвы, я вижу ситуацию немного по-другому. Это не просто молчание ягнят. Это ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ молчание ягнят. Забитость и страх – в отсутствии альтернатив. Когда, уходя, я попытался дать понять непонятливой Понятиной, что вообще-то нужно ценить свои кадры, особенно те, что идут на смену, мне было ответствовано незабываемое: «Запомните, где бы Вы ни оказались, ценить не будут никогда!» (За месяц в Москве я этого не заметил.) Вот оно – проявление апогея власти местного царька: в емкой самоуверенной реплике. И ведь знает, что права: там, на берегах Оки и Волги, в своем «секторе» она – царь и Бог. И через нее не прыгнешь. Попробуй поссориться – останешься с соленой дулей. Потому что нечем ее, родимую, заменить. Она – козырь, а твои все карты – шваль. Одна она – региональное светило французского языка. А в мегаполисах, как только закрывается одна дверь, открывается пять других.
И посему лица моих друзей вытягиваются, когда я рассказываю об уничтожении когда-то одного из сильнейших центров языкознания в России. Легкое их недоумение перерастает в не очень легкое.
29 June 2008. – Moscow (Russia)